Аннотация. Впервые в истории (хотя существуют тысячи изданий, толкований «Слова о полку Игореве») даётся подробный комментарий с точки зрения славянской мифологии и веры древних славян. А также толкование древних коренных смыслов иных слов русского языка. Впервые ставится вопрос о русской идентичности некоторых героев «Слова о полку Игореве». Все мифологические понятия восстановлены по индоевропейским источникам автором книг «Мифы древних славян», «Мифы древней Волги», «Славян родные имена: словарь исторических родокоренных имён и прозваний славян и русов за два тысячелетия», «Боги и мир древних славян. Словарь» и других А.Баженовой. Русские и славяне по языку (первоисточник его для всех санскрит) и вере (она так и называлась: Вера) являются индоевропейцами. «Слово о полку Игореве» - памятник письменности не только русских, но и всех индоевропейских народов земли. Этот комментарий пополнит знания учёных, филологов, учителей, учащихся и студентов, всех, кто любит Россию, её историю.
ДАЖБОЖЬИ ВНУКИ (предисловие) Несколько тысяч изданий, комментариев и статей «Слова о полку Игореве» говорят о любви народа к этому необыкновенному произведению древнерусской литературы, в чём-то остающемуся загадочным и сейчас. Б.А.Рыбаков в книге «Пётр Бориславич: Поиск автора «Слова о полку Игореве» (М., 1991; и далее ссылки на это издание Рыбакова) писал: «Пламенное и мудрое», «лаконичное и необыкновенно ёмкое» «Слово»… соткано из множества поэтических образов, сказочных ситуаций, нежной лирики, обращений к романтике языческой старины, в чём Автор предвосхитил поэтов Ренессанса». Только культурные деятели ренессанса воспевали греческую и римскую мифологии, а Автор «Слова» обратился к своей славянской вере. Но именно эта сторона «Слова о полку Игореве» менее всего изучена, Автор же многого не пояснял для нас, забывших мировоззрение наших дохристианских предков, так как считал, что современникам более чем понятно, что он имел в виду, каждый раз, обращаясь к временам дохристианской веры. Автор «Слова» повсюду и с удовольствием употребляет дохристианские понятия: имена богов и духов, имена собственные, топонимы и гидронимы, которые все тогда ещё были дохристианские. Может именно поэтому «непревзойдённый образец политического красноречия во многом остаётся ещё не разгаданным» (Рыбаков). Древняя Русь после Рюрика была унитарным государством, включая правление Ярослава Мудрого («e pluribus unum» - «из многого единое»). Наличие вассалов-посадников в крупных городах этому не противоречило. Именно унитарное устройство Киевской Руси на протяжении столетий (от Рюрика до Ярослава Мудрого, с середины IX до середины XI века – два столетия) обеспечивало военную мощь и огромные мобилизационные возможности русских. Русские воины не раз сотрясали стены Царьграда, разгромили Хазарский каганат, владели Херсонесом (названным изначально по имени русского бога солнца и времени Хорса Херсон, затем переименованного на греческий манер в Херсонес) и Тьмутараканью. О вторжении русских на византийские и болгарские земли с леденящим кровь подробностями рассказывали Прокопий Кесарийский, Лев Диакон и другие авторы. Владимир Мономах совершил успешный поход против немецкого императора Генриха IV. Русские войска с боями прошли Богемию, дойдя до Силезии; не раз воевали с Польшей. Монархи ведущих европейских стран считали за честь породниться с Киевом. Но этому могуществу вскоре пришёл конец, как только Ярославу Мудрому под старость лет не хватило мудрости (может, и неверно его назвали Мудрым), и он раздал сыновьям уделы.
Он сделал это, кажется, из самых наилучших побуждений: чтобы не обделить долей никого из родных сыновей. Но благими намерениями выстлана дорога в ад. В этом убедился каждый русский, живший в период правления детей, внуков, правнуков Ярослава. После смерти Ярослава Мудрого Киевская Русь почти сразу же распалась на княжества: Киевское, Черниговское, Переяславское, Полоцкое, другие. В Новгороде и Вятке власть взяло вече. Начались кровавые усобицы. Дробление русских земель продолжалось: Черниговское княжество распалось на Черниговское, Новгород-Северское, Путивльское, Курское, Рыльское, Трубчевское; Полоцкое – на Витебское, Минское, Слуцкое и так далее. Киев стремительно терял контроль над Русью в целом. В 1169 году случилось вовсе беспрецедентное событие: коалиция русских князей, возглавленная Андреем Боголюбским, чья мать была половецкой княжной, дочерью хана Аепы, сына Асеня, а отец – Юрий Владимирович Долгорукий, сын Мономаха, захватила и дотла разграбила «матерь городов русских» - Киев. Так делали половцы и иные степняки – враги европейской, в том числе и русской цивилизации. Для коалиции князей во главе с Боголюбским Киев был не древней отеческой любимой столицей, а чуть ли не вражеским городом, с которым следует обойтись по законам военного времени. Князь Андрей Юрьевич Боголюбский даже не пожелал сесть на «золотом столе» (престоле) своих отцовских предков и остался в Боголюбово. На короткое время некоторая централизация Северо-Восточной Руси произошла при Всеволоде Большое Гнездо (1154-1212), но после смерти Всеволода вокруг его наследия развернулась борьба, в которой приняли участие многие русские князья.
Владимиро-Суздальское княжество поделили три сына Всеволода, сошедшиеся вскоре в смертельной схватке – Липицкой битве (21-22.4.1216). И это могучее княжество в итоге развалилось на уделы: Ярославский, Переславль-Залесский, Тверской, Угличский, Ростовский, Белозерский, Суздальский, Нижегородский, Галицкий (Мирский), Стародубский, Московский, Юрьев-Польский и другие. Неизбежно настали времена, когда переяславцы, владимирцы, киевляне, новгородцы, рязанцы и многие другие начали проявлять местническое сознание (региональный, местечковый патриотизм), забыв о свой общерусской единой сущности, о том, что все они - «дажбожьи внуки». Расплата не заставила себя долго ждать и наступила когда пришли татаро-монголы (жёстко централизованная и чётко отмобилизованная система). Тут же слабостью Руси воспользовались Польша, Литва и проч. Разделить единую страну было легко (это сделано лишь одним указом, или духовным завещанием), а собрать удалось только через четыреста с лишним лет Ивану Третьему. Сколько же уничтожено было народа русского?! Этого никто никогда не подсчитывал! Но вернёмся в двенадцатый век, к Автору «Слова о полку Игореве». В горячих, но малоубедительных необъятных (свыше 5 тысяч работ на разных языках) спорах о личности и имени Автора «Слова о полку Игореве», я склоняюсь к доказательной версии академика Б.А.Рыбакова, изложенной в вышеупомянутой книге об авторстве летописца Петра Бориславича. Само «Слово» даёт много материала для обрисовки личности Автора, но, по обычаю тех времён, умалчивает об имени. Большинство произведений русской средневековой литературы безымянно. Привычные для нас имена Никон, Нестор, игумены Иоанн, Моисей – в значительной мере являются догадками учёных. Рыбаков говорит, что большинство предполагаемых Авторов великой поэмы «выхвачены из источников случайно, без каких-либо обоснований и аргументации. Это, к сожалению, «игра без правил», без научной строгости, необходимой для любых предположений». Толкования событий «Слова» и нынче доходят до парадоксальных фентези. Тому примером одна из передач канала «Культура» («Академия») в апреле-марте 2012 года. Её представитель утверждал, что все события в «Слове о полку Игореве» оцениваются Автором «Слова» в ключе одной из книг библейских пророков. Хотя сам телелектор оговорился: эта книга пророка переведена на русский язык лишь в XV веке. Но продолжал силовым методом вести современное «переосмысление» поэмы задним числом, втискивая глубоко русскую поэму с конкретными событиями русской истории двенадцатого века в библейскую версию.
Самоутверждающегося за счет русской истории и русской правды телелектора не удивлял тот факт, что Пётр Бориславич (Автор, доказанный ак. Б.А.Рыбаковым) не интересовался церковными текстами, церковной идеологией и церковной технологией составления текстов. Рыбаков отмечал у Автора «Слова» «почти полное отсутствие церковной фразеологии, сентенций, церковных и календарных дат, провиденциализма. Крайне ограниченное упоминание слов: «бог», «крест честной» (в летописях Петра Бориславича и в «Слове»). Более того, исторически достоверно: Пётр Бориславич вместе с его семьёй и многими киевскими боярами той поры были поборниками отеческих дохристианских обычаев. По летописным источникам известна драма с «сестричем» (племянником, сыном сестры) Петра Бориславича епископом Ростовским Фёдором, который схлестнулся с киевским митрополитом Константином II за русские древние обычаи, выражавшиеся в привычном едении мяса русскими, например, во время зимних святок, зелёных святок и купальских праздников. Греки же запретили празднование двух самых великих дохристианских праздников русских: зимние и летние святки (Купалу и Новый год) и ввели дополнительные посты (в других христианских церквях, кроме русской, этих постов нет и сейчас, и тогда не было) – ПРЕДПЕТРОВСКИЙ ПОСТ И ПРЕДРОЖДЕСТВЕНСКИЙ – ПОСТЫ НЕЗАКОННЫЕ С ПОЗИЦИЙ САМОГО ХРИСТИАНСТВА. Дело было не столько в едении мяса, сколько в запрете на национальные обычаи, которым десятки тысяч лет. Таких обычаев – сотни разных: хороводы, игры, катания на санях зимой, летом – купания, катание и хождение по росе, встреча солнца на восходе, посещение родителей, поминовение предков (русалии), моления к предкам, праздничные украшения людей, домов и дворов (летом веточками растений, зимой и летом наряживание деревца: то ели, то берёзки; и наряжали их по-разному), символические «похороны» Зимы, Смерти, Марены, Купалы, Костромы, Ярилы и т.д. и т.п. Фёдор, как национально мыслящий епископ, которому выражал солидарность и сюзерен земли, где он служил, Андрей Боголюбский, отстаивал историческую правоту русских и законное право на самобытную многотысячелетнюю культуру. Церковные летописцы описывали Фёдора неприязненно, но как значительного политического деятеля: «Бе же сей (Фёдор) дерзновен зело безстуден. Не срамляше бо ся сей ни князя, ни боярина.
И бе телом крепок зело и язык имея чист и речь велеречиву и мудрствование кознено и вси его бояхуся и трепетаху. Никто же бо можаше противо его стояти» (Никоновская летопись, с. 239). Кстати, во время начала правления Андрея Боголюбского у князя с Фёдором и Петром Бориславичем были хорошие взаимоотношения, видимо это объясняет тот факт, что иные письменные материалы (летописи, позже «Слово») или их копии (списки) были переданы в Ростовскую землю. Благодаря этому до нас дошли. В 1168 году, - писал Рыбаков, - в Киеве великий князь Мстислав созвал церковный собор, на котором присутствовало 150 учёных мужей. Был здесь и Фёдор Ростовский. Андрей Боголюбский прислал Мстиславу письмо. В котором предлагал «митрополита ссадить и выбрать епископом иного… о чём Федорец паче всех прилежал» (Татищев, т.3, с. 88-89). Присутствовавший на соборе Святослав Всеволодович (герой «Слова»), епископы смоленский, владимиро-волынский и галицкий были против запрета «мясоядения» (проще говоря «за» русские обычаи и, особенно, «за» русского епископа). Но митрополит-грек, искушённый в злокозненных интригах, выждал время, когда они уехали, и провёл свои планы меньшим числом голосов. Фёдор не получил благословения осуждаемого им грека.
